У Брунара затрясся подбородок. Такого перепада настроения не ожидал никто, даже Брунсберри! Хотя он пришел в себя первым.
— Мистер Уоллер, позвольте я переведу ваши слова для мисс Крийспулайнен!
Уоллер воззрился на поверенного, но я почувствовала, что мысли Майкла где-то далеко. Брунар же словно прилип к месту.
— Одну минуту, мистер Уоллер, — вмешалась я. — Несомненно, мистер Брунар не имеет к завещанию никакого отношения, но все-таки он в некоторой степени опекает вашу кузину.
— Опекает? — Майкл невидяще смотрел сквозь меня. — Вы хотите, мисс Пленьи, чтобы я предложил ему подождать в другой комнате, пока вы будете зачитывать завещание, а потом всем вместе распить бутылочку?
Мне стало страшно. Это был совсем Другой человек! У такого мистера Уоллера не могло быть той самой фантастической улыбки! Сейчас мне не верилось, что всего лишь несколько минут назад это был мой Майкл, улыбчивый, веселый…
— Мистер Уоллер, — без малейшей дрожи в голосе сказала я, — оглашение завещание назначено на завтра, на десять, в конторе мэтра Ванвэ. Он намерен совершить эту процедуру сам из уважения к памяти миссис Уоллер. Полагаю, вы знаете об этом.
— Знаю, мисс Пленьи, — сухо ответил он и тут же ошеломил меня улыбкой моего Майкла! Однако она мгновенно исчезла, и жесткий мистер Уоллер продолжил: — Не волнуйтесь, мисс, с вашим шефом я все улажу сам. Приступайте к делу.
— Но, мистер Уоллер, у меня нет с собой никаких документов. Я предполагала лишь передать картину мистеру Брунсбе…
— Нет документов? Где же они? Хотите сказать, что в конторе, в вашем кабинете, а рабочий день окончен?
— Документы у меня дома. — Стыдно признаваться, подумала я, но в «Гранд Жюст» у меня нет даже собственного стола.
— Прекрасно, мисс Пленьи, едем за ними. — Уоллер решительно направился к выходу. — А вы, Брунсберри, пока устройте мою кузину в отдельный номер, думаю, ей давно хочется привести себя в порядок, да и мистеру опекуну будет где скоротать часок в отсутствие мисс подопечной.
Кузина непонимающе обводила всех глазами, снимала и надевала очки, придерживая свой тюрбан. Брунсберри стоял навытяжку. Брунар ловко распахнул дверь перед Уоллером, тот перешагнул через карниз с портьерами и вышел, даже не подумав пропустить вперед меня. Я оглянулась и виновато пожала плечами, мне было ужасно стыдно за бестактность Уоллера, как если бы я нахамила шестидесятилетнему поверенному сама. Тот отвернулся, а Брунсберри вдруг скроил рожу, совсем как школьник, передразнивающий в спину ненавистного учителя. Я искренне улыбнулась ему и подумала, что Брунсберри, оказывается, вовсе не зануда и достаточно симпатичен.
Я стояла на полшага позади Уоллера. Мне казалось, что от его напряженной спины волнами расходится злоба. Подошел лифт. Уоллер открыл дверь и опять шагнул первым. Развернулся, я увидела его лицо.
— Мы торопимся, мисс.
Я вошла, хлопнув дверью, нажала на кнопку первого этажа.
— Мистер Уоллер, поверьте, мне очень неловко за сегодняшнее недоразумение. Особенно из-за костюма. Честное слово, я верну вам деньги!
— Вы уже говорили об этом, мисс. У меня хорошая память. — Он смотрел в пол.
Дальше мы спускались в полном молчании. Таким же образом пересекли холл. Швейцар почтительно проводил нас к тому же самому «линкольну». Шофер распахнул дверцу, и Уоллер нырнул в машину опять первым, определенно нарочно «забывая» про меня. Или теперь он держится на американский манер?
— Говорят, в Америке женщины не жалуют мужчин, которые ведут себя с ними по-джентльменски? — едко спросила я.
— Назовите водителю ваш адрес, мисс Пленьи, вот сюда. — Уоллер показал на переговорное устройство.
Я назвала. Уоллер нажал на какую-то кнопку и вдруг резко притянул меня к себе. Следующее, что я почувствовала, были его руки и губы. Причем были они сразу и везде! Хотя на самом деле его руки всего лишь держали меня за плечи и прижимали к его груди, а губы — касались моих, но его язык, властно раздвинув мои зубы, энергично обследовал мой рот, и дыхание Майкла вливалось в мои легкие, опьяняя и сводя с ума в жемчужной и одновременно огненной темноте — не знаю, в какой момент я закрыла глаза, но именно из-за этой спасительно-опасной темноты, куда я нырнула, опустив веки, и из-за твердого языка Майкла, хозяйничавшего в моем рту, мне и казалось, что он везде, и я в полной его власти…
Но власти его языка и рук было определенно недостаточно, чтобы унять жар, помчавшийся внутри меня от моего нёба, которого касался язык Майкла, глубже, внутрь, по легким, через живот, к моим ногам, суматошно соображавшим, как бы им устроиться так, чтобы между ними тоже оказался язык Майкла. Ну, не обязательно язык, у него ведь наверняка есть для этих целей другой, еще более подходящий инструмент, который, забравшись между моих ног, замкнет эту вольтову дугу, от его языка пробивающую насквозь мое тело…
Я даже застонала — так мне хотелось, чтобы это произошло! — впиваясь своими пальцами в плечи Майкла.
Он вдруг отпрянул, отстраняя меня. Я открыла глаза. Увидела низ его лица, воротник рубашки, сбившийся на сторону галстук, свои руки, все еще вцепленные в его плечи там, где начинаются рукава пиджака.
Голова кружилась. Вся картинка — подбородок Майкла, галстук, пиджак, мои руки, покачиваясь, плыли перед глазами. Но руки сами собой отцепились от Майкла, брезгливо ощутив не его плечи, как мне мнилось с закрытыми глазами, а портняжную подбивку ватой или чем-то там еще под шелковисто-шероховатой льняной тканью его пиджака. А мои глаза, привыкнув к свету, обнаружили выше подбородка Майкла его губы с улыбкой. Но улыбка не принадлежала ему! Это была совершенно чужая улыбка! Улыбка мистера Уоллера — моего клиента…